Она забирается в красную кабинку, усаживается на сиденье, тут появляется все тот же дед, захлопывает дверцу и запирает ее снаружи. Наверное, для безопасности. Колесо, трясясь и качаясь, будто какое-то старое, дряхлое животное, начинает со скрежетом и стуком ползти в небо. Бесконечные палатки, площадки с аттракционами, раскинувшиеся внизу, с их шумом, криками и толкотней, становятся все меньше и меньше. Дальше, за аттракционами, вынырнув из ночной темноты, светятся огни города. Слева виднеется озеро. На нем — прогулочный кораблик, он тоже залит ярким светом, который изящно отражается на водной глади. Склоны гор вдали усеяны огоньками деревушек. Она чувствует, что у нее тихонько щемит в груди от такой красоты.
А вот и холм на окраине города — где-то там она и живет. Мюу наводит резкость, ищет свою квартиру. Найти сразу не получается. Кабинка ползет все выше и выше, приближаясь к самой верхней точке. Надо спешить. Она отчаянно водит биноклем по сторонам: налево-направо, вверх-вниз, пытаясь отыскать нужное здание. Но в этом городке просто уйма похожих домов. Кабинка, достигнув вершины, начинает неотвратимо двигаться вниз. И тут наконец она отыскивает свой дом. Вот он! Но как же много в нем окон — гораздо больше, чем она думала. Многие люди открыли створки, чтобы впустить внутрь свежий летний воздух. Она водит биноклем от одного окна к другому и в конце концов находит нужное — третий этаж, второе справа. Но в этот момент ее кабинка — уже очень близко от земли. Ничего не видно, ей мешают стены других домов. Жаль! Еще б чуть-чуть — и можно бы рассмотреть всю комнату хорошенько.
Кабинка приближается к земле. Медленно-медленно. Вот уже и площадка. Она собирается открыть дверцу и выйти. Но дверца не открывается. Ее же запер снаружи тот дед из будки с билетами! Она пытается отыскать его глазами. Но деда и след простыл. Его нигде нет. Даже свет в будке больше не горит. Она хочет громко крикнуть, позвать кого-нибудь. Но кого звать? — никого не видно. Тут колесо снова начинает двигаться. “Да хватит уже! — думает она. Глубокий вздох. — Что за бардак?” Точно, дед удалился в туалет и не рассчитал время, когда она вернется. Придется сделать еще круг.
“Ну и ладно! — говорит она себе. — Отлично. Прокачусь лишний раз из-за этого старого маразматика. Хотя бы смогу рассмотреть свою квартиру получше”, — смиряется Мюу. Она высовывается в окно кабинки, крепко держа бинокль обеими руками. В прошлый раз она уже поймала примерное направление и место, где искать, так что сейчас находит свой дом довольно легко. Окно открыто, в комнате горит свет (она терпеть не может приходить в темную квартиру и к тому же собиралась вернуться сразу после ужина).
Довольно странное занятие — рассматривать издали в бинокль квартиру, где живешь. Такое чувство, будто сам за собой подглядываешь — даже совестно как-то. “Но ведь меня там нет. Разумеется! На столике — телефон. Вот бы позвонить сейчас туда. На письменном столе письмо, которое я писала. Отсюда даже прочесть можно — так все видно. Ну нет, конечно, не до такой степени …”
Немного погодя кабинка, пройдя весь свой путь высоко в небе, переходит к спуску. Но успевает опуститься совсем чуть-чуть — и тут колесо, громко скрежетнув, внезапно останавливается. Мюу сильно ударяется плечом о стенку и чуть не роняет на пол бинокль. Мотор, приводящий колесо в движение, замолкает, воцаряется какая-то неестественная тишина. Не слышно веселой музыки, которая звучала внизу до последней секунды. Свет в большинстве павильонов с аттракционами не горит. Мюу напряженно вслушивается в тишину. Легкий шум ветра, больше — ни звука. Полнейшее безмолвие. Ни голосов зазывал, ни радостных детских криков. Что случилось — вообще непонятно. И тут до нее доходит: “Меня здесь бросили, оставили одну”.
Она высовывается наружу из наполовину открытого окна и снова смотрит вниз. Понимает, что висит жутко высоко от земли. “Может, попробовать крикнуть? Позвать на помощь? Но толку-то кричать, если никто не услышит”, — понимает она еще до того, как начать надрывать связки. Во-первых, слишком высоко, а во-вторых, голос у нее совсем не громкий.
“Куда делся этот дед? Наверняка, был пьян”, — думает Мюу. Этот цвет лица, этот запах изо рта, этот грубый голос — точно. Напился, забыл начисто, что сам посадил меня на это чертово колесо, взял и просто его вырубил. А сейчас сидит себе в каком-нибудь баре и надувается пивом или там джином — не знаю, еще больше косеет и еще больше теряет свою память. Мюу прикусила губу. “Наверно, я смогу выбраться отсюда только завтра днем, не раньше. А что если вечером?” Когда открывается парк, она не знала.
Хоть и середина лета, ночи в Швейцарии все равно прохладные. Мюу одета очень легко: тонкая блузка и короткая юбка из хлопка. Ветер усиливается. Она снова высовывается из окна кабинки и смотрит вниз, на землю. Зажженных огней еще меньше, чем раньше. Видимо, служители прибрались за день, привели все в порядок и разошлись по домам. Но кто-то, какие-нибудь охранники же должны здесь оставаться! Мюу набирает полную грудь воздуха и кричит что есть мочи: “Помогите!” Прислушивается. Снова кричит. Так несколько раз. Безрезультатно.
Мюу достает из сумки маленькую записную книжку и шариковой ручкой пишет в ней по-французски: “Я заперта в кабинке на колесе обозрения в парке аттракционов. Пожалуйста, помогите!” Кидает эту записку в окно. Ветер подхватывает клочок бумаги и уносит прочь. “Если ветер дует в сторону города и мне повезет, записка упадет где-то в городе. Но если даже кто-то и подберет с земли этот клочок бумаги и прочтет, что написано, поверит ли он (или она), что это — правда?” На новом листочке она добавляет еще свое имя и адрес. Так будет точно выглядеть более достоверно. Люди, наверное, поймут, что это не розыгрыш и не шутка, а с человеком действительно случилось что-то очень серьезное. Она переводит на записки половину своей книжки, пуская по ветру листок за листком.
Потом неожиданно ей в голову приходит еще одна идея. Она достает из сумки бумажник, вынимает все его содержимое, оставляет только десятифранковую банкноту и кладет туда записку: “У вас над головой, в кабинке колеса обозрения заперта женщина. Пожалуйста, помогите!” И кидает бумажник в окно. Он летит прямо на землю. Но куда падает — не видно, и не слышно удара о землю. То же самое она делает с кошельком для мелочи: вложив записку, кидает его вниз.
Мюу смотрит на часы. Стрелки показывают 10.30. Она изучает, что лежит в ее сумке. Какая-то простая косметика и зеркальце, паспорт. Темные очки. Ключи от квартиры и машины, которую она взяла напрокат. Армейский нож, чтобы чистить фрукты. Целлофановый пакетик с тремя крекерами. Книга в мягкой обложке на французском. “Ужинала я недавно, так что до утра как-нибудь вытерплю. Пить, когда так прохладно, как сейчас, тоже не очень хочется. К счастью, и писать пока еще не тянет”.
Она сидит на пластмассовом сиденье, прислонившись головой к стенке кабины. Разные мысли лезут в голову — сколько ни бейся, сейчас все равно уже поздно: ничего не изменишь. “Чего я пришла в этот парк, залезла на какое-то чертово колесо? Лучше бы пошла из ресторана сразу домой. Сейчас бы наверняка уже понежилась в теплой ванне и залегла с книжкой в кровать. Как и всегда. Почему этого не сделала? И почему, скажите на милость, им обязательно понадобилось нанимать этого безнадежного старого алкоголика?”
От ветра колесо скрипит. Мюу хочет закрыть окно, чтобы не дуло, но даже чуть-чуть приподнять его не получается — сил маловато, окно заело намертво. Сдавшись, она садится на пол. “Все-таки кардиган надо было взять, что помешало? Ведь думала еще накинуть его на блузку — тонкий такой кардиган — когда выходила из дома”. Но летом, вроде, ночью должно быть очень приятно, да и ресторан — всего в трех кварталах от дома. Кому ж могло прийти в голову, что она добредет до парка и пойдет кататься на чертовом колесе* Все как-то пошло наперекосяк.
Чтобы хоть чуточку расслабиться, она снимает часы, тонкий серебряный браслет, серьги в виде ракушек и кладет все это в сумку. Садится, скрючившись, на корточки в углу кабинки и думает: “Вот бы крепко заснуть и проспать так до самого утра”. Ей холодно, тревожно. Иногда налетает сильный ветер, кабинка неожиданно вздрагивает и качается из стороны в сторону. Мюу закрывает глаза и начинает мысленно играть до-минорную сонату Моцарта, чуть шевеля пальцами в воздухе, словно прикасаясь к воображаемым клавишам. Именно эту вещь — почему, непонятно — она помнит всю целиком еще с детства, когда выучила ее наизусть. Однако на середине медленной второй части мозг ее медленно затуманивается, и она погружается в сон.